Конец народной рати. В чем смысл реформы Медведева и почему она не удается

Инициатива президента Д.А.Медведева по переименованию российской милиции в полицию вызвала бурную реакцию в интернете и в СМИ. Но, к сожалению, в большинстве случаев в ходе этого обсуждения просто выплескивались эмоции. Рационального, серьезного разговора так и не получилось. В сущности, противники советского строя поддержали идею президента, сторонники советского строя с возмущением ее отвергли, что было вполне предсказуемо.
Между тем можно было бы поднять дискуссию на совершенно иную теоретическую высоту, если бы ее участники задались простым вопросом: «А что такое милиция и что такое полиция?», из которого вытекал другой резонный вопрос: «Чем же по сущности, а не по названию являются современные российские органы охраны правопорядка – полицией или милицией?»

Что такое милиция и что такое полиция?

Во всех странах, кроме России и некоторых стран СНГ, а также и у нас до революции, милицией называли и называют добровольные вооруженные формирования граждан, которые без отрыва от основного рода деятельности занимаются поддержанием порядка в выбранном ими районе (деревне, улице, квартале, заводе). Толковый словарь Даля так и определял милицию: «…ополченье, ратники, народная рать». Термином этим мы обязаны древним римлянам. В Римской республике милицией (от латинского «militia» – вооруженный) называлась армия, которая формировалась из граждан, способных нести военную службу, причем по призыву набирались не только рядовые, но и офицеры и в армию они приходили со своим оружием (армия милицейского типа была упразднена в конце республиканского периода, и ей на смену пришла наемная, или, как сейчас выражаются, «профессиональная» армия). Армия в Риме выполняла и функцию охраны правопорядка: вооруженные граждане в составе армейских подразделений-центурий (которые в Риме были не только воинскими, но и избирательно-территориальными единицами) патрулировали улицы, пресекали правонарушения, задерживали преступников.
Позднее своеобразной милицией было также вооруженное ополчение средневековых городов-государств, где каждая улица была общиной со своим уставом, старшиной и представители отдельных профессий объединялись в цеха – сообщества взаимопомощи, имевшие и собственное оружие и в случае надобности превращающиеся в вооруженные отряды самообороны (хотя собст¬венно милицией в Средние века называли вспомогательное войско при рыцарских монашеских орденах, состоящее из людей низшего звания).
В допетровской Руси для осуществления «губного дела», как называлась тогда борьба с преступниками, неслужилыми слоями населения, иными словами, простонародьем, избирались губные старосты и их помощники – губные целовальники, которые позднее, в XVI веке, были подчинены Разбойному приказу. Губных старост избирали из числа дворянских детей, а губных целовальников (названных так потому, что принося присягу, они целовали Евангелие) – из числа простонародья. В ходе деятельности по охране порядка губные старосты привлекали местное население, то есть это была своего рода милиция.
В ходе реформ Петра городское самоуправление общинного типа было уничтожено и в городах была учреждена полиция. Однако милиция также продолжала существовать. Так можно охарактеризовать казачьи отряды, которые сами занимались наблюдением за порядком в местах компактного проживания казаков (казаки по законам Российской империи имели право на ношение оружия). Подразделения, называемые ландмилицией, организовал и сам Петр Первый; это были формирования, альтернативные казачьим соединениям. Перед войной 1812 года правительство
Алек¬сандра Первого создавало милицию из крестьян и дворян для борьбы с французами в случае их нападения. Милицейские отряды из представителей местного населения, лояльных русскому императору, создавались и во время кавказских войн XIX века. Российская деревня также имела подобие милиции, хотя, конечно, слова такого не знала. Деревенская община сама справлялась с урегулированием конфликтов, возникающих внутри нее, не прибегая к помощи полиции и опираясь на традиционное крестьянское право. Так, в России глава «мира» – староста выбирал из среды крестьян сильных и добропорядочных парней, скажем, чтобы предотвращать драки в праздничный день. Крестьяне сами расправлялись с пришедшими извне преступниками (например, устраивали самосуды над конокрадами) и хотя это противоречило законам империи, полиция старалась при этом оставаться в стороне, признавая за крестьянами право на автономную жизнь. Однако в строгом смысле общинные крестьянские «правоохранители» милицией не были, потому что не имели оружия (за исключением охотничьих ружей). Право на ношение оружия имел лишь помещик-дворянин как представитель воинского сословия.

Итак, милиция или вооруженное ополчение – это характерное для традиционного докапиталистического общества явление. До капиталистической атомизации общества люди были объединены в общины по кровнородственному, соседскому, профессиональному, религиозному признакам. Докапиталистическое общество представляло собой конгломерат таких общин, каждая из которых жила своей автономной жизнью и государство без лишней надоб¬ности в эту жизнь не вмешивалось. Соответственно и охрана порядка в городах (и в меньшей степени в деревнях) была делом самих этих общин, являясь неотъемлемым элементом их самоуправления.
Зарождение и развитие капитализма было связано с сознательным и целенаправленным разрушением традиционных общин со стороны государства, которое в Европе и особенно в Англии еще до буржуазных революций попало в серьезную зависимость от класса капиталистов. Цехи ремесленников лишали внутренней самостоятельности, их деятельность теперь строго и скрупулезно регламентировалась (вплоть до запрещений пользоваться тем или иным инструментом). У крестьянских общин отбирали земли, луга, леса, крестьянам запрещали объединяться для противодействия помещику и государству. Причину этого прекрасно раскрыл Маркс в первом томе «Капитала». Капиталистам нужны были пролетарии для работы на мануфактурах, а для того, чтобы простолюдин общества средневекового типа превратился в пролетария, его нужно было лишить всех средств производства и помощи со стороны социальных институтов феодального общества.
С исчезновением общин исчезло и общинное самоуправление, и в том числе поддержание порядка силами самих горожан. Кроме того, многие бывшие общинники, превратившиеся в нищих бродяг, попрошаек и безработных, пополнили армию преступников. Хаос захлестнул западные и прежде всего английские города. Для борьбы с преступностью государство стало создавать специальные формирования профессиональных борцов с преступностью – полицию. Работники полиции получили от государства право разыскивать преступников, задерживать их, допрашивать и отправлять судебным органам для установленного законом наказания за преступление. Соответственно народ лишился этих прав.
Так определились две основные функции полиции: охрана порядка и борьба с правонарушителями и противостояние протесту народа против политики государства и направляющей ее капиталистической олигархии.
Нужно заметить, что с функцией охраны порядка полиция справлялась и справляется недостаточно эффективно. По сравнению со средневековыми городами-республиками, где сами жители улиц и кварталов ловили воришек и хулиганов и где царил, по свидетельствам историков, отменный порядок, преступность в капиталистической Европе заметно возросла. Полицейские справиться с ней не всегда были в состоянии: в отличие от местных жителей полицейские не так хорошо знали районы города, нравы их обитателей, и потом, одно дело, когда нарушителям порядка противостоит все население района, а другое – пусть даже сотни полицейских. Наконец, в либеральных странах традиционно низкие налоги, буржуазия не желает платить деньги, чтобы обезопасить от преступности все население, положение народа ее не очень-то волнует. Соответственно бюджет не позволяет содержать многочисленный полицейский аппарат. В этих странах вскоре сложилась ситуация, когда полиция сосредотачивает свои усилия преимущественно на охране фешенебельных районов, где живут бизнесмены, высокопоставленные чиновники, элита, районы, населенные бедняками, зачастую практически предоставлены самим себе (в США и в наши дни полиция без лишней надобности не заглядывает, например, в Гарлем). Наконец, и сами граждане в либеральных странах не желают излишнего вмешательства полиции в свою жизнь, ведь полицейские – это не общинные отряды самообороны, состоявшие из соседей и родственников, это чужие люди, облеченные большой властью, в силу этого часто смотрящие свысока и с подозрением на граждан и склонные к бесчинствам, если останутся безнаказанными.
Такая минимализация правоохранительной функции государства в некоторых странах Запада компенсируется широкой свободой приобретения, ношения и использования гражданского оружия (разумеется, даже в самых либеральных странах такая свобода не является полной и предполагает ряд ограничений, например, на приобретение оружия несовершеннолетними, психически больными лицами и т.д.). Яркий пример такого рода представляют США, где оборона от преступников, в том числе и вооруженная, в большой степени лежит на плечах самих граждан, причем граждане это традиционно рассматривают не как горькую необходимость, а как право, гарантирующее их свободу от посягательств государства в область частной жизни. Знаменитая вторая поправка к Конституции США гласит: «Поскольку надлежащим образом организованная милиция необходима для безопасности свободного государства, право народа хранить и носить оружие не должно ограничиваться». Действительно, граждане США имеют право образовать и образуют вооруженные отряды самообороны, так называемые частные милиции, которые включают в свой состав соседей по улице или даже членов одной большой семьи, живущей на собственной ферме в отдалении от городов. Наконец, в Америке еще с колониальных времен существует Национальная гвардия – вооруженное добровольческое ополчение, которое теперь оказывает содействие армии, помогает полиции в случае экстраординарных ситуаций (землетрясения, наводнения, техногенные катастрофы), а в случае войны на территории США обязана вести партизанскую войну против войск агрессора. Сегодня это внушительная сила, в 2004 году Национальная гвардия США насчитывала 450 000 человек.
Другая страна, которую считают образцом либерализма, – Швейцария. Низкие налоги, широкие права граждан, извечная боязнь государства вмешиваться в дела гражданского общества заставляют либералов смотреть на Швейцарию как на своеобразный рай. В Швейцарии при этом не только очень мягкое законодательство о гражданском оружии, это – единственная страна мира, где государство обязывает граждан иметь дома оружие. Связан сей парадоксальный факт с тем, что в Швейцарии со времен Средневековья сохраняется армия милиционного типа, то есть в виде народного ополчения. Каждый годный к военной службе гражданин приходит в армию с личным оружием, которое остается в его собственности и после.
Можно вывести определенную закономерность, которая, конечно, является очень общей и не строгой: чем более либеральной является страна, тем больше свободы в приобретении, ношении и использовании гражданского оружия и создании милицейских отрядов. И наоборот, в тех странах Запада, где режимы тяготеют к этатизму, право на гражданское оружие существенно ограничивается, забота о правопорядке ложится на плечи полиции, соответственно полицейские имеют широкие права и аппарат полиции очень велик.

Почему российские правоохранительные органы называются милицией?

Очевидно, что милиции как таковой в современной России нет (как ее не было и в СССР, где на роль милиции могли претендовать разве что добровольные дружины помощников милиции, да и то с большой натяжкой, потому что оружия дружинникам не выдавали). Милиция – это, как мы убедились, добровольные, состоящие из частных лиц вооруженные отряды по охране правопорядка, у нас же этим занимались и занимаются государственные чиновники, имеющие монопольное право на ношение и использование боевого огнестрельного оружия. Во всем мире такие подразделения называются полицией. Итак, и в СССР, и в современной России была и существует полиция (в данном случае мы не привносим в это слово никаких ассоциаций – ни положительных, ни отрицательных, и просто исходим из его изначального значения). Почему же российские и советские правоохранительные органы называются милицией? Чтобы понять это, нужно вспомнить, какова была точка зрения партии большевиков на вопросы охраны порядка. Здесь нас ожидает большая неожиданность.
Еще в программе РСДРП (б) было записано, что цель социал-демократов – переход от государственных правоохранительных органов и кадровой армии (то есть от полиции и «профессиональной армии») к всеобщему вооружению народа, а именно к вооруженным добровольческим патрулям гражданских лиц для поддержания внутреннего порядка и добровольческому вооруженному ополчению по территориальному признаку в случае внешней опасности (то есть к милиции). В связи с этим большевики выступали за вооружение народа и как минимум за свободную продажу оружия частным лицам. В резолюции Всероссийской конференции фронтовых и тыловых организаций РСДРП в июле 1917 года говорилось: «...Социал-демократия полагает, что право народа на оружие есть такое же его неотъемлемое право, как и другие гражданские права, что только реакционные цели могут когда-либо продиктовать кому-либо требование каких-либо ограничений на право тех граждан приобрести и пользоваться в законных формах оружием, что ни может быть и не должно быть под каким бы то ни было предлогом стесняемо право образования свободных стрелковых обществ гражданами, обучение же обращению с оружием должно входить в качестве одного из курсов в общественных городских и сельских школах под контролем демократических органов самоуправления. Для охраны страны постоянная армия с успехом заменяется народной милицией с возможно более кратковременными сроками призывов, с возможно более немногочисленным составом кадров с выборными органами взамен назначенных сверху офицеров и чиновников».
Показательна также статья В.И. Ленина «Позабыли главное (муниципальная платформа партии пролетариата)», опубликованная в газете «Правда» 5 мая 1917 года. Ленин там полицию, то есть профессиональных правоохранителей, отождествлял с «профессиональной кастой», состоящей из людей «натасканных» для «насилия против беднейшего населения» и много раз повторял, что Советской власти нужна милиция – вооружение народа. Интересно описать, как Ленин представлял себе функционирование этой милиции. По мысли вождя революции, либо рабочие заводов должны время от времени командироваться в вооруженные милицейские отряды для охраны порядка, причем по месту работу они должны продолжать получать зарплату за эти дни, как и за все остальные, либо все трудовое население должно быть охвачено обязательной милицейской повинностью на одну или две недели в год. На практике в период с февраля по октябрь 1917 г. возникает милиция первого типа (рабочая милиция), возможно, после прихода к власти и в случае отсутствия масштабной гражданской войны Ленин мыслил создать всенародную милицию второго типа.
Необходимость создания милиции была продиктована тем хаосом и разгулом преступности, которые обрушились на большие города и прежде всего на Петроград в 1917 году. Февральская революция упразднила полицию Российской империи. Корпус жандармов был расформирован, полицейские чины в одночасье лишились работы, городовых на улицах разъяренные толпы просто забивали до смерти, так велика была ненависть народа к правоохранителям царской России (об этом не стоит забывать и современным российским «милиционерам», некоторые из которых привыкли взирать на народ как на быдло, которое стерпит любое хамское обращение). Временное правительство пыталось создать собственные полицейские органы, которые оно назвало «народной милицией», чтобы подчеркнуть их близость к народу, однако новоявленная «милиция» не могла справиться с взрывом насилия. Из тюрем по амнистии было выпущено множество преступников, активизировались городские хулиганы, у населения на руках было множество единиц оружия. Пользуясь отсутствием полиции, преступники грабили банки, магазины, склады, аптеки (ради наркосодержащих препаратов), чинили беззакония по отношению к мирным гражданам. Часто они делали это на «законных основаниях», вступив в ряды официальной «народной милиции» и надев ее форму с белой повязкой на рукаве (так как в «милицию» практически принимали всех без разбора). В ответ на это жители городских районов, студенты, рабочие предприятий, члены радикальных партий стали создавать вооруженные отряды самообороны, то есть милицию в собственном смысле слова. Так, уже в феврале 1917 года студенты Горного института в Петрограде организуют совместно с солдатами патрулирование части Васильевского острова для предотвращения грабежей и насилия. Однако наиболее массовыми и организованными становятся отряды рабочей милиции. Они создаются на большинстве предприятий из числа добровольцев-рабочих, осуществляющих вооруженное патрулирование территорий, прилегающих к заводу (отряды были по десять человек и возглавлялись десятниками, подчинялись непосредственно фабрично-заводским комитетам). Именно о них и писал Ленин в своей статье, призывая к тому, чтобы они полностью заменили полицию. Нередко рабочая милиция действовала совместно с Красной гвардией – вооруженным резервом большевистской партии. Поддержка рабочей милиции, которая, напомню, возникла стихийно, по инициативе снизу, со стороны большевистской партии была вполне объяснима, мы уже видели, что вооружение народа и милицейская повинность были важными пунктами программы социал-демократов.
10 ноября 1917 года по приказу народного комиссара внутренних дел советской Российской республики (РСФСР она стала называться лишь в 1918 г.) А. Рыкова отряды рабочей милиции были переданы от фабрично-заводских комитетов Советам депутатов. То есть в этот день рабочая милиция стала советской. Именно это событие и празднуется как День милиции современной российской полицией, по недоразумению называемой пока еще милицией и не имеющей никакого прямого отношения ни к Советам, ни к милиции.

«Народная полиция» и милиция в СССР

Однако вскоре действительность показала, что одним лишь вооружением народа невозможно победить тот шквал преступности, который захватил Советскую Россию в Гражданскую войну и после нее. Уже в 1918 году сотрудники милиции превращаются в штатных служащих государства с выдачей соответствующего материального содержания. Были разграничены функции милиции и Красной Армии (которая, напомним, тогда тоже строилась по милиционному признаку, то есть была добровольной) и создан государственный орган управления милицией – Главное управление милиции, написаны и разосланы инструкции, регулирующие действия чинов милиции. Тогда же при главном управлении был учрежден отдел уголовного розыска и соответствующие отделы созданы на местах. В 1919 году вышел закон «О советской рабоче-крестьянской милиции», а в 1920-м – положение о рабоче-крестьянской милиции, которые завершили превращение милиции в государственную организацию. По ним работники милиции окончательно становились госслужащими, подчиняющимися вышестоящему начальству. Они получали денежное содержание, обмундирование и оружие от государства в лице местных Советов, но в остальном от них не зависели. Милиция превратилась в иерархическую вертикаль, во главе которой был народный комиссар внутренних дел и чиновники главного управления, внизу же – участковый, которому подчинялись старшие милиционеры и милиционеры. Сотрудники милиции освобождались от призыва в Красную Армию, но при этом сами превращались в особого рода военнослужащих: в милиции вводилась воинская дисциплина, уставы, особая форма. Фактически к 1920 году собственно милиция, то есть добровольная вооруженная самозащита граждан, созданная по производственному (рабочая милиция) и территориальному (советская милиция) принципам, превратилась в особую армию для ведения внутренней войны против преступности. Иными словами, милиция превратилась в полицию. А в 1936 году милиция окончательно перестала быть советской (конечно, де-юре, а не де-факто), ее финансирование передали от местных Советов центральным государственным органам. Наконец, позднее окончательно разделились криминальная милиция, которая занимается уголовными преступлениями, и милиция общественной безопасности, осуществляющая надзор за порядком и помогающая другим госслужбам в случае надобности; формирование советской «милиции» завершилось.
Вместе с тем милиция в СССР, будучи полицией в строгом смысле слова, существенно отличалась от полиции зарубежных капиталистических стран, поэтому ее и можно обозначить как особую «народную полицию». На Западе существует четкая граница между государством и гражданским обществом. Причем государство для общества – не «коллективный отец народа», который обязан заботиться обо всем обществе в силу самого своего предназначения, а группа профессионалов (юристов, управленцев, военных, правоохранителей и т.д.), которая осуществляет услуги обществу согласно взаимовыгодному договору. А именно: государство охраняет общество от внешних врагов, от преступников, поддерживает порядок и разрешает внутренние конфликты, за это общество оплачивает труд государства посредством системы налогов. В реальности, конечно, наиболее сильные слои гражданского общества, и прежде всего олигархи-капиталисты и банкиры, объединенные через сеть закрытых клубов в класс, имеют возможности в большей степени лоббировать свои интересы перед государственными чиновниками, нежели остальные, но это не меняет сути дела. Сами же по себе государство и гражданское общество любви друг к другу не испытывают, скорее, наоборот, ведь для мира капитализма считается нормой конкуренция, а не взаимопомощь, и рациональный эгоизм возводится в основной принцип поведения. Отсюда понимание обществом государства как чудовища, Левиафана, без которого обойтись нельзя, но которого нужно постоянно сдерживать при помощи системы законов и гражданского контроля, иначе проявятся его людоедские черты. В полной мере это распространяется и на отношение западного общества к полиции. Полицейские для него – это никак не связанные с народом госчиновники, которым, в сущности, нет дела до интересов простого человека и которые, если их не контролировать, склонны к превышению власти, немотивированному насилию, бесчинствам и т.д.
В СССР сложилась совершено иная ситуация. Советское государство было патерналистским, то есть добровольно брало на себя заботу обо всем обществе. Оно обеспечивало граждан жильем, работой, предоставляло им бесплатное образование, медицинские услуги, стремилось к тому, чтобы продукты первой необходимости, коммунальные платежи не превышали определенного минимума. Оно воспринималось обществом не как конкурент, который имеет свои интересы, но с которым можно договориться на почве взаимной выгоды, а как отец большого семейства или по крайней мере как уважаемый глава общины, следящий за тем, чтобы ее доходы были поделены справедливо и никто не остался в ущербе. Конечно, мы говорим об идеале государства, воображаемом советскими гражданами, реальное государство тех времен, и в частности отдельные представители чиновничьего аппарата, не всегда и не во всем соответствовали этому идеалу, но даже они все же идеал этот разделяли и считали патернализм нормой.
Отсюда и восприятие особого отряда исполнительной власти Советского государства – милиции как патерналистской инстанции, которая не только стоит на страже правопорядка, но и оказывает воспитательное воздействие, наставляет на «путь истинный», следит за исполнением и моральных принципов (ведь в обществе традиционного типа мораль и закон тесно связаны). Милиционер воспринимался как свой, представитель народа, которого народ же уполномочил бороться с преступностью и охранять порядок. Тем более, что в СССР не было классовой розни, в силу отсутствия самих классов, все имели примерно одинаковый жизненный опыт, учась в одних школах, вузах, входя в трудовые коллективы, обычаи и ментальность которых были схожи на всей территории страны. Объединяла людей и общая идеология, на основе которой строилась вся система воспитания советского человека.
Патерналистское толкование функций милиции в СССР нашло выражение в том, что базовым элементом милиции общественной безопасности стал институт участковых инспекторов. Нигде, кроме СССР, такой должности в полиции нет. Считают, что исключение составляют США, но это не так, в полиции США также нет такой должности. Американский шериф напоминает участкового, но ведь шериф – не полицейский, а гражданский, местный житель, выбранный всей деревней или городком и получивший от государства некоторые полицейские функции. Точно так же участковый часто назначался из среды жителей района или деревни (каковые приравнивались к участкам), он всех или почти всех знал хотя бы в лицо, пользовался уважением, был вхож почти во все дома. Он не только пресекал преступления и правонарушения, но и вел воспитательные беседы, помогал разрешить бытовые конфликты, воздействовал авторитетом и личным примером.
Близость милиции в СССР к народу выражалась и в другом. В трудные экстренные моменты истории Страны Советов в ней воссоздавались элементы милиции в строгом смысле слова. В 1930 году, когда еще недалек был угар НЭПа и уровень преступности в городах был очень высокий, Совнарком РСФСР принимает решение о создании добровольных обществ по содействию милиции (ОСОДМИЛ) при местных Советах, которые впоследствии были переименованы в бригады содействия милиции (БРИГАДМИЛ) и переподчинены милицейским управлениям. Они помогали милиционерам патрулировать улицы, пресекать мелкие правонарушения, осуществлять задержание нарушителей и составлять протоколы. При участии в милицейских операциях им, наряду с милиционерами, выдавалось огнестрельное оружие, которое они обязаны были сдать по окончании операции. В годы Великой отечественной войны БРИГАДМИЛ был реорганизован в группы общественного порядка (ГОП), члены которых фактически были приравнены к государственным правоохранителям, превратившись в настоящую полноправную вооруженную самооборону народа. БРИГАДМИЛ был распущен в конце 1950-х, а в 1969 созданы добровольные народные дружины. В 1971 г. в СССР насчитывалось около 173 тыс. дружин, объединяющих около 7 млн человек. Они серьезно дополняли работу органов милиции.
Итак, советская негосударственная добровольческая милиция существенно отличалась от такой же милиции в странах Запада. На Западе милиция граждан действует вместо государства на тех территориях, где отсутствуют официальные правоохранители (либо потому, что сил полиции не хватает, либо потому что эта территория находится в частной собственности и ее хозяин не хочет пускать на нее полицию). Милиция там заменяет полицию. В СССР же милиция, то есть добровольческое ополчение, действовала вместе с государственными правоохранителями, помогая им. Выходит, граждане видели в милиции союзника в борьбе с преступностью, а не чужих и опасных чинуш, которые бросают их один на один с преступностью, и нужно еще радоваться тому, что избежали «тяжелой длани» их опеки. Именно благодаря союзу народа и милиции Советскому государству и удалось в кратчайшие сроки подавить криминальный хаос, который захлестывал страну на крутых поворотах ее истории (в период НЭПа, в послевоенный период).
Далее, милиция в СССР всерьез была ориентирована на искоренение преступности. Милиция действовала по плану, а не просто реагируя на правонарушения; важную роль в ее деятельности играла профилактика преступности. Ничего подобного Запад также не знает. В обществе, где нормой считается конкуренция, а не взаимопомощь, преступность тоже – нечто пусть зловредное, но естественное. Западная полиция не собирается искоренять преступность, она стремится лишь контролировать ее, загнать в рамки, которые устроили бы даже не народ, а лишь узкие круги элиты. Показательно, что советской милиции многого удалось добиться в отношении искоренения преступности. По организованной преступности был нанесен сильный удар. Она не была полностью уничтожена, но загнана в глубокое подполье. Что же касается уличного хулиганства, то оно одно время почти что исчезло. По улицам советских городов годах в 1970-х можно было ходить практически безбоязненно.

Российская «милиция»: не полиция и не милиция

В ходе реформ начала 1990-х гг. произошел резкий отказ государства от патерналистских функций. Он диктовался не только корыстными интересами части бывшей партноменклатуры, которая решила присвоить советскую госсобственность и стать неким подобием западного класса капиталистов, но и идеологией новой власти. Фактически официальной идеологией новоявленного Российского государства в 1990-е годы стал неолиберальный социал-дарвинизм. Ее основные положения сводились к тому, что государство должно превратиться в «ночного сторожа», то есть заниматься главным образом защитой собственности состоятельных «ответственных граждан» и обеспечением важнейших либеральных свобод. От социальных функций ему следует отказаться, так как поддержка малоимущих, экономических неудачников вредит конкуренции, которая по мысли идеологов неолиберализма является залогом экономического процветания. Идеологи либерализации 1990-х Гайдар, Чубайс и др. не скрывали своего понимания того, что это приведет к вымиранию целых слоев населения постсоветской России, более того, они считали это… своеобразным позитивом, потому что, по их мысли, таким образом страна избавится от «ненужного человеческого материала советского образца», все равно негодного для искомого «царства демократии и рынка».
Государство, следуя этим рекомендациям, бросило на произвол судьбы все важнейшие институты советского социального блока (медицину, образование и др.) и самые широкие слои населения, которые не смогли ухватить «свой кусок» при разделе госсобственности. В глубокую нищету были обрушены пенсионеры, инвалиды, студенты, работники большинства госпредприятий, то есть большая часть народа. Народ воспринял такие действия государства как предательство. Окончательной атомизации общества в России 1990-х не произошло, на низшем, бытовом уровне люди остались членами сообществ взаимопомощи, состоящих из родственников, соседей, коллег, что обеспечило их выживание в «голодные девяностые», а человек с психологией общинника по природе своей не может понять и принять какую-либо иную власть, кроме авторитарной и патерналистской. Его жизненный опыт сводится к тому, что если выполнять все законы, принятые в общине, то община должна помогать своему члену. На государство он смотрит точно так же, по его убеждению, оно должно заботиться о своих лояльных подданных. То есть оно обязано осуществлять патерналистскую помощь народу не в рамках взаимовыгодного договора с ним, а просто, в силу самого своего предназначения. Заявления о том, что никто никому не должен, а государство и общество, равно как и отдельные граждане, достигают общей цели в рамках договора, воспринимаются людьми традиционного общества как кощунство.
Свою ненависть к этому государству народ перенес на российскую милицию, поскольку именно милиционер – один из представителей государства, с которыми люди встречаются непосредственно, на улице (чиновники сидят в кабинетах и ездят в служебных и личных автомобилях, живут в элитных домах и районах, так что практически не сталкиваются с народом в своей обыденной жизни). Естественно, отношение милиции к народу тоже не осталось прежним. Милиция есть, так сказать, передовой отряд государства, и если государство смотрит на народ как объект болезненного социального эксперимента и вполне сознательно допускает не просто понижение его благосостояния, но и масштабные людские потери, то и в отношении милиции к народу будет мало идиллии. Милиция также стала ненавидеть народ и часто воспринимать гражданское население как данников, которые не имеют никаких прав и обязаны обеспечивать благосостояние милиционеров (особенно это касается низших чинов милиции общественной безопасности).
Ситуация осложнилась еще тем, что непродуманные экономические и политические реформы привели к резкому росту преступности в России. Криминальный хаос захлестнул города, организованная преступность стала срастаться с бизнесом и властью, отчасти произошло и срастание ее с милицией либо перерождение значительного количества сотрудников милиции в преступников, занимающихся рэкетом, прикрываясь правами и привилегиями милиционера. Борьбу с преступностью осложняло и то, что в результате перехода от одного политического режима к другому старая правовая база такой борьбы была разрушена, а новая создавалась медленно и остается очень несовершенной. Кроме того, личный состав милиции был деморализован резкими изменениями в праве и в общественной морали, ведь то, что еще вчера считалось преступлениями и за что они на законных основаниях преследовали граждан (например спекуляция), теперь государство объявило лишенным состава преступления. Если раньше принято было смотреть на закон как на нечто твердое, незыблемое, что оправдывало высокий энтузиазм по защите закона, то теперь стало ясно, что закон нечто зыбкое, изменчивое, зависящее от политической конъюнктуры. А какой смысл в таком случае фанатично бороться с нарушениями закона, если закон этот сегодня есть, а завтра – нет?
В результате всего этого милиция, хотя и разросшаяся за пост¬советские годы, стала все чаще выказывать свою неспособность победить и даже контролировать преступность. По стране прокатилась волна убийств крупных финансовых деятелей, политиков, и лишь в редчайших случаях милиция находила и наказывала преступников. Как видим, даже класс новых капиталистов, олигархов, которые стали истинными хозяевами и все 1990-е годы фактически управляли государством, милиция защитить была не в состоянии, тот факт, что они создавали для защиты себя от криминала настоящие армии охранников, не доверяя милиции, говорит о многом. Приход к власти Путина, а затем и Медведева и имитация консервативного поворота, при сохранении олигархической плутократической природы власти и продолжении либеральных реформ, ничего не изменили. Милиция оказалась не в состоянии по-настоящему защитить ни хозяев жизни – олигархов, крупных чиновников, короче, высшие слои государства и экономики постсоветской России, ни народ. Перестав быть милицией в советском смысле слова, она не стала полицией в западном смысле слова. В этом плане российская милиция оказалась обречена на реформирование. Такая, какая она есть, она стала ненужной ни для власти, ни для народа. Такова истинная причина законотворческих и реформаторских инициатив в этой области Кремля и самого президента Медведева. Вместе с тем по заявлениям высших руководителей России видно, что они мечтают превратить российскую милицию в полицию западного типа – затея столь же дорогостоящая, сколь неосуществимая. Если не удалось это сделать в начале 1990-х, когда на фоне системной реформы общества и государства это было намного легче, то тем более не удастся сейчас, когда российская милиция стала уже устоявшимся многочисленным институтом постсоветского общества со своими интересами, социальными нишами, лоббистами во власти, связями в политическом бомонде, бизнесе и даже криминальных кругах. Можно, конечно, переименовывать ее как угодно, толку от этого будет немного. Большее на что способна сейчас команда Медведева – на имитацию реформы, и, думается, это и произойдет.
Рустем ВАХИТОВ