ЧЕГО НЕ ЖЕЛАЕТ ЗНАТЬ НАША ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. А. Б. РАЗЛАЦКИЙ

1980 г.

1. О перпендикуляре.



Интеллигенция у нас исключительно любознательная. Ей до всего есть дело. Знать ей хочется очень многое. Что происходит в Иране и как дела у Садата? Кто такие НЛО и как быть с телепатией? Кто станет чемпионом и какая вязка теперь моднее? Какие открыли кварки и куда запустили очередной космический корабль? Вот такие широчайшие интересы у нашей интеллигенции. И это еще не все.



Есть и другой круг совершенно необходимых сведений. Скоро ли дадут премию? Где приобрести французскую стенку? У кого бы подзанять на автомашину? Как устроить подписку на Вересаева? Какими силами поддержать случайное знакомство с товароведом из обувного? Как пристроить чадо в секцию фигурного катания? Надо сказать, это, видимо, более основательные вопросы, ибо, в отличие от первой серии, они побуждают к действию. Но все они, взятые вместе, и составляют насыщенную духовную жизнь нашей интеллигенции, ее светлый духовный мир.



При таком обилии интересов разве можно предположить, что существует еще и нечто такое, что наша дорогая народная интеллигенция не знает и знать не желает?



Но вот что я замечал. Покупали мы вместе с товарищем, интеллигентом, одну и ту же газету. Я читаю сводку о промышленности, а товарищ меня в бок толкает:



- Смотри-ка! Пацану, школьнику, родители 112 рублей на джинсы подкинули. А у него их на улице отняли...



А я ему говорю:



- Ты вот что лучше посмотри: цемента выпустили - 94 процента к прошлому году. Грузооборот на железных дорогах - 96 процентов к тому же прошлому году. Может потому, что вагонов выпустили 96 процентов? Да и тепловозов - так же?



Тут он мне отвечает:



- Ну, что ты в этом копаешься? Бардак - он и есть бардак. Я в апреле на поезде сам на шесть часов опоздал. Бардак, и ничего с этим не сделаешь.



Вот это я и замечаю. Довольно часто. Постоянно, можно сказать. И хочу, чтобы вы заметили.



Слово "бардак" стало в последние годы не то, чтобы уж очень популярным, а очень уж привычным, постоянным, обыденным. Оно стало естественным обозначением, почти синонимом таких понятий, как хозяйственная жизнь страны, состояние в обществе, судопроизводство. Поразительная емкость открылась в этом слове.



Одному ребенку, когда он уж слишком приставал с расспросами, отвечали: "Потому что перпендикуляр". И тем затыкали рот. Теперь интеллигенция сама себе твердит универсальную фразу: "потому что бардак". И тем самым тоже что-то затыкает. Не тревоги свои, нет - до тревог дело вообще не доходит - а просто сами малейшие попытки задуматься.



Бардак-то - бардак, правильно это, но есть у этого слова две стороны. По одну сторону - всякая неразбериха, головотяпство, безответственность и процветающее в этом бульоне крупное и мелкое жульничество. К этим делам интеллигенция еще относится с интересом, хотя и наскучили они изрядно. А по другую сторону - причины всего этого, ибо ничто в обществе не происходит без причин. Но вот это интеллигенцию уже не интересует, вот тут-то она и воздвигла себе свой "перпендикуляр", который торчит, как пограничный столб, и за который у интеллигенции нет никакого желания заглядывать.



- Почему такое может твориться?! - спрашивает интеллигенция, столкнувшись со злоупотреблениями, натыкаясь на оскорбления и унижения. И сама себе отвечает: потому что бардак, вот и все. Бардак. Перпендикуляр. Пограничный столб. Дальше чужая территория.



Каждый выращивает вокруг себя надежный частокол из пограничных столбов. Отгораживается наглухо. По эту сторону - мой бардак, моя крепость. По ту сторону - там вообще бардак, кому надо, пусть тот и разбирается.



2. Потусторонние истины.



Материализм всегда был чужд интеллигенции. Вращаясь в своем мирке, где основная сущность - человеческие отношения, где материальные предметы не создаются, а приобретаются, появляются, дарятся, вымениваются и достаются, интеллигенция и свое представление обо всем строит по подобию того, что наблюдает. Отдаю деньги - получаю масло. Это понятно. Вот масло съедено, его снова надо покупать - и оно появляется. А как заплаченные деньги порождают новое масло, как порождают труд человеческий - это уже мистика, это за пределами мирка, а значит за пределами Вселенной.



Религию создала интеллигенция. Крестьянину некогда было: ему пахать надо, да чтоб скотина была накормлена. Для него масло - не "отдаю-получаю", а корову накормить, да корову подоить, сливки собрать да сливки спахтать. А интеллигенция продает свои творческие, духовные, идеальные труды. За что ее кормят - то и творит. Платят за религию - значит творит религию.



Бардак - это тоже религия. Бардак - это имя современного божества, всесильного и всемогущего. Все от бардака - и плохое, и хорошее. Бардак дал, бардак и взял. Бардак вам в помощь! - хоть пути бардачные и неисповедимы. Да не обойдет вас бардак своими милостями.



Раз религия рождается, значит за нее кто-то платит. Раз религия крепнет, значит платят немало. Кто? А какая разница! Лишь бы на тоже масло хватало.



А масла не хватает. Правда, это уж там, за перпендикуляром, где накормить-подоить-спахтать. Не хватает много чего. Но это все в другой мистической области, где варят сталь и выращивают зерно, делают тепловозы и зубные щетки, где пашут, пилят, строгают. Это увидеть невозможно. Ну, в крайнем случае, есть одна смутная, но все объясняющая догадка: рабочие и крестьяне работают плохо, а то и совсем работать не хотят.



Есть одна совершенно потусторонняя, абсолютно трансцендентальная истина: общество не может существовать не производя. И никакие человеческие отношения гроша ломаного не стоят, если они не приводят в движение рабочие руки, не воплощаются в труде. Чтобы производить, обществу нужны производительные силы. А поскольку есть хотят все, а еду производят некоторые, тут не обойтись без тех самых отношений, которые называются производственными. Интеллигенция обо все этом слышала, она даже повторить кое-что может - зазубрила, как заклинание. Но ни во что она не верит. Есть один бог - бардак, а все остальное - от лукавого.



Вообще, потусторонний мир воображает о себе черт те что. Он, например, полагает, что производительность труда рабочего зависит от того, у какого станка он стоит. А поставил его к станку интеллигент-начальник, спроектировал станок интеллигент-конструктор, направил станок на завод интеллигент-плановик. И если этот станок устарел по всем статьям, то, вроде бы, на нем производительность труда не покажешь и продукцию не произведешь.



Надо же! Чепуха какая! Чепуха и мракобесие. Получается, будто бы от того, какой станок конструктор нарисовал, зависит выпуск продукции. Надо же до такого додуматься! А если вам интеллигенция в десять раз более совершенный станок сконструирует - она что, в десять раз больше от вас получит что ли? Да побойтесь вы бога, не мелите ерунды! Бардак - он всему хозяин, в нем любая конструкция сгниет и следа не оставит.



А еще говорят по ту сторону, что каждый работает так, как ему условия диктуют. Будто, если бы создать человеку такие условия, чтобы чем больше он обществу отдал, тем больше и сам получил, то человек работал бы и охотнее, и старательнее. Безбожники! Кто это какие такие условия создает, если все условия от бога, от бардака то есть?



А еще болтают, святотатцы, - нет на них кары бардаковой! - будто сам великий бардак от человека происходит. Хуже того - будто человек с ним в борьбу вступить может и победить даже. Вот ересь несусветная! Да мы сами все - агнцы бардаковы. Бардак нас взрастил, бардак нам царство бардаково пообещал.



Нет, нашу народную интеллигенцию к ереси не склонишь. Верует она крепко.



3. Блажен, кто верует.



Вера ослепляет. Вера в бардак - как и всякая другая религия - помогает выжить, но не позволяет даже и помышлять о преобразовании мира, о том, чтобы сделать, построить собственную жизнь.



Самоослепленная интеллигенция категорически не желает видеть того, что происходит вокруг.



А в стране происходит кризис - всеобщий экономический кризис. Начало его заключительной стадии, предопределяющей его развитие до полной экономической катастрофы, определилось в 1977 году, определилось полным срывом планов промышленного развития. Последующие годы, срыв планов десятой пятилетки, продолжающееся падение выпуска товаров не оставляют никаких надежд на благополучный выход из этого кризиса. Катастрофа неизбежна, потому что это не частный кризис - такие кризисы, например, 1963 года, страна преодолевала - а кризис всеобщий. Такое в истории СССР возникло впервые. Впервые - на седьмом десятке лет истории.



Надежда на всемогущество бардака тут лишена всякого смысла. Да, бардак всегда находил в себе ресурсы, чтобы заткнуть дыры частных кризисов. Но тришкин кафтан уже превратился в одну сплошную дыру.



Чем это доказывается? Это доказывается тем, что кризис вошел в стадию падения производительности труда. Это нетрудно увидеть, вдумавшись в любые публикуемые итоги. И разговор о железной дороге, приведенный в начале, не случаен. Если в срывах добывающих отраслей некоторое падение производительности может быть объяснено освоением новых, труднодоступных природных ресурсов, то железная дорога менее всего зависит от этого. И если транспорт не справляется с прошлогодними объемами перевозок, значит все рушится.



А лесная и деревообрабатывающая промышленность? Да, конечно, мы имеем дело с оскудением наших лесов. Но какой еще строй, кроме социалистического, обладает такими возможностями по их восстановлению?



А металлургия всех четырех переделов? А цементная промышленность и производство железобетона? Это же хлеб всей индустрии и строительства! Не умирают ли они голодной смертью?



4. Голова в песке.



Уповая на волю бардака, наша религиозная интеллигенция не испытывает ни малейшего желания смотреть на мир материалистически. Испуганный страус зарывает голову в песок, ему так легче, он просто забывает про то, что его зад остается торчать для всеобщего обозрения. Наша интеллигенция тоже предпочитает засыпать себе глаза песком мелочных бардачных чудес.



Наша интеллигенция быстро и прочно забывает все материалистические теории, которым ее обучали в вузе. Впрочем, она и тогда не пыталась в них вникнуть. Безнадежно путая мысли классиков марксизма с газетной трескотней и елочными украшениями, напоминающими учебники, наша интеллигенция (от слова интеллект!) всегда избегала умственных перегрузок и не стремилась ни в чем разобраться. И конечно, это она же, наша уважаемая интеллигенция, продолжает обвешивать вечно зеленое дерево марксизма своими поделками и побрякушками, да завешивает с таким усердием, что дерева уже и не видно.



Но не видно не значит не существует. Доступ к марксизму у нас, слава богу (а может быть бардаку?), никому не закрыт, работа Ленина "Государство и революция" лежит на прилавках магазинов рядом с Конституцией и Программой, наглядно опровергая гипотезу об аннигиляции.



Интеллигенция - в переводе означает "мыслящая". Если бы она поразмыслила над этим литературным сочетанием, у нее волосы встали бы дыбом. Однако наша интеллигенция носит вполне приличные прически, категорически опровергая всякие подозрения и наветы в ее способности мыслить. Мыслить наша "мыслящая" не желает, тем более материалистически.



И как бы ни била ее жизнь, ни крутила, ни хлестала своим обмоченным хвостом, наша интеллигенция не желает задуматься над происходящим. Она не желает видеть причин происходящего. Она не желает исследовать эти причины. Она не желает добраться до истоков. Может быть потому, что это разрушит столь милый ее сердцу миф о бардаке? А может потому, что тогда будет вынуждена проклясть себя за собственное бездействие? Черт его знает, о чем думает страус перед тем, как охотник влепит заряд в его торчащий зад. Чучело об этом уже не спросишь.



Наша верующая интеллигенция верит только в случай, в неисповедимость бардака. Она вычеркнула из своей памяти все законы общественного развития, открытые ее предшественниками, она предпочла возвратиться к суевериям пещерных жителей. Диалектика - это для нее не то, чтобы слишком сложно, а вообще недопустимо. Она всему дает объяснения на уровне каменного века и не понять реальные причины старается, а доказать, что все должно быть по ее каменному разумению. А если уж не так, то и никак, и значит этого быть не должно, а если все равно есть, то это бардак, а с бардаком спорить бесполезно, потому что его воля сильнее всяких законов и, тем более, всякого знания.



Как-то раньше считалось, что интеллигенция - это та часть общества, которая прежде других стремиться к свету, к познанию мира. Наша интеллигенция никакого света не желает. Она готова гранитные скалы раздробить в мелкий песок - лишь бы было чем засыпать собственные глаза. И дробит. Откалывает песчинки цитат от монолитных учений гигантов прошлого - неважно, будь то Маркс или Сенека, Спиноза или Гегель, Ленин или архангел Гавриил - лишь бы было во что голову сунуть, чтобы не видеть, не думать, не знать. И как же откалывает интеллигенция от наших народных проблем свои бытовые проблемки, чтобы зарыться в них по уши. Чего это мне думать о том, чтобы масло было у всей страны - я лучше пойду выпью с Сергеем Петровичем, а у него жена - продавщица, и у меня масло будет.



И кому бы разобраться в делах страны, как не интеллигенции? А она не желает. Не желает, да и все тут.



5. Границы ереси.



Наша бардакобоязненная интеллигенция свято чтит догматы своей веры. Есть к этому и объективные причины: инквизиция не дремлет. Ее сексоты (секретные сотрудники) рассеяны в интеллигентской среде, как зерна в перегное. И как во времена любой инквизиции, верующих подергивают сомнения. Бардак - это хорошо,- думает интеллигент в одиночку, - но могло бы быть и еще лучше. И из этих мыслей рождается ересь.



Таких ересей три: одна малая и две больших.



"Надо бы, чтобы интеллигенции платили побольше. И не дергали на сельхозработы. Интеллектуальный труд - это тонкое дело, надо же учитывать и создавать условия", - это ересь малая.



"Если бы руководство (начальник отдела, директор, а то и повыше - это уже у кого на что хватит воображения) хоть маленько думало, оно бы такого не допустило", - это ересь покрупнее.



"Вот придут к руководству патриархи помоложе - они наведут порядок", - это самая большая ересь. Но и не слишком уж большая, потому что при этом имеется в виду не замена бардака порядком, а наведение порядка в самом бардаке, превращение простого бардака в порядочный бардак.



Все эти ереси инквизицией не преследуются. Но несмотря на это, интеллигенция всегда испуганно озирается по сторонам, едва ее голову посетят еретические мысли. Интеллигенции для душевного здоровья просто необходимо чувствовать себя немного крамольной, даже если ее крамолы никто не замечает.



Лютеране протестовали против католической веры. Кальвинисты протестовали по-своему. Но против веры вообще, против религии как таковой они не выступали и даже помышлять об этом не смели. Наша - вот только бы подправить чуть-чуть в нужную сторону...



А будет ли подправленный бардак лучше прежнего? Конечно, да! Так думает каждый интеллигент. А как же он может думать иначе, если правильность каждой поправки, ее истинность и правомерность он видит только в том, чтобы ему, именно ему, ему лично стало лучше, а на остальных наплевать - вот это и есть самый хороший бардак.



Поскольку всем плевать друг на друга, бардак украшается грандиозным обменом плевками, таким всесоюзным наплевательством. Со стороны, может быть, и красиво: блеску много.



Что ничего другого из ее еретических благих пожеланий получиться не может - этого интеллигенция видеть не желает.



Запуганная не столько инквизицией, сколько своим религиозным представлением о ней, наша интеллигенция старается удержаться в мире своих заблуждений, часто вполне сознавая, что это - заблуждения, и ничего больше.



Наша интеллигенция все старается устроиться поудобнее в гнездышке своей убогой ограниченности и не желает из него выглядывать. Наша интеллигенция предпочитает получать неожиданные оплеухи, лишь бы только не видеть, откуда грозит очередная опасность. Получишь оплеуху - и ничего, только вздрогнешь немного. А заранее увидишь - беда, гнездышко вычищать придется.



Наша интеллигенция не желает заглядывать в завтрашний день.



А зря.



Она бы увидела много интересного. Надеясь на то, что завтра будет то же, что и сегодня, ну, разве что, чуточку похуже, она увидела бы как в завтрашнем дне разбиваются вдребезги ее надежды. Рассчитывая на то, что бардак не даст ей пропасть, она увидела бы, как ее почитаемое божество поворачивается к ней задом. Она могла бы понять насколько близки перемены, и насколько грозные для нее перемены принесет развивающийся кризис.



Но для этого надо отбросить религию и заняться теорией. для этого надо понять, что бардак - не всесильное божество, а громадный социальный механизм, работающий по определенным законам. Для этого надо разобраться в законах и постичь, куда же движется этот механизм. Для этого надо понять свое место в этом механизме и вычислить, где оно окажется, когда эта махина рухнет в пропасть.



Для этого надо думать. И анализировать реальность.



Интеллигенция этого не желает. И старается удержаться на плаву, быть не лучше и не хуже других. Простейшая логика: все не погибнут; если я буду как все, то и я не погибну. То есть, то же самое: бардак нас не покинет в беде.



Покинет, покинет. Не хватит у бардака милостей на всех. И слепая бездумная логика сменится более здоровой: все-то не погибнут, но погибнут многие - и зачем я должен тонуть вместе с ними? И бардак станет страшен: Ведь это он будет диктовать кому плыть, кому тонуть, диктовать, не считаясь с вашими желаниями и совсем не интересуясь тем, насколько вам дорога ваша заурядная жизнь.



Но чтобы это понять, интеллигенции надо дожить до массового , даже угадывать это не желает. Кризис она не видит, делать выводы не желает, решения искать не хочет, действовать не намерена.



Ну, что ж, плыть так плыть. Дай вам бардак сто футов под килем.



6. По ту сторону катастрофы.



Всякий кризис показывает, что реальность перестала быть состоятельной, что она остается только как форма, из которой рвется на свободу новое содержание и неизбежно должна лопнуть, рухнуть, взорваться.



Если бы наша интеллигенция владела методами марксистского анализа, она бы поняла, что коренной причиной происходящего является утрата диктатуры пролетариата. Она могла бы разобраться и в причинах, которые к этому привели.



Интеллигенция не желает утруждать себя размышлениями.



Освободим интеллигенцию от погружения в столь страшные для нее глубины. Пусть она заглянет хотя бы под первый слой нарастающего кризиса, пусть увидит не коренные, а хотя бы ближайшие причины. Этого вполне достаточно, чтобы она увидела свое будущее.



Наступающий на нас кризис выражается в падении производительности труда. Не надо больших усилий, чтобы понять, что это - прямое следствие деятельности нашей уважаемой интеллигенции, вернее, ее умопомрачительной бездеятельности, абсолютного нежелания считаться с нуждами производства в угоду всяческим соображениям совершенно иного порядка.



Это интеллигенция не заботиться о том, чтобы своевременно заменялось устаревшее оборудование, расширялось применение новых прогрессивных методов и технологий. Это интеллигенция проектирует устаревшие еще до пуска заводы, это она засылает ценнейшее оборудование туда, где оно не находит применения. Это она, она.



Даже сторонники тезиса "рабочие плохо работают" могли бы понять, что именно интеллигенция создает такие условия, в которых у рабочих пропадает интерес к результатам работы.



И только безмозглые интеллигентские головы в состоянии додуматься до того, что все производственные проблемы можно решить громкими призывами к повышению качества работы, наполняющими наши газеты.



Человек - будь то рабочий или интеллигент - всегда делает то, к чему принуждают его обстоятельства, он ищет наилучший способ удовлетворения своих интересов в тех условиях, в которых оказался. И если интеллигенция не намерена болеть нуждами производства - это не ее вина. Ей просто выгоднее так, обстоятельства толкают ее к этому.



Но мы говорим об этом не для того, чтобы в чем-то интеллигенцию обвинить или наоборот - снять с нее ответственность. Кризис не интересуется тем, кто виноват. Он разрастается и требует разрешения, то есть неизбежных социальных перемен.



Если бы интеллигенция не отказывалась смотреть, она увидела бы, что под покровом всеобщего бардака, под прикрытием экономического развала таится и созревает другой мир - мир вполне упорядоченной преступной экономики, мир "хозяев жизни", мир воровства и взяток, дефицита и коррупции, мир, в котором все делается целенаправленно и целесообразно.



Ох, как нетрудно догадаться, что в случае катастрофы именно этот мир выплывет на поверхность, именно он будет диктовать обществу свои правила и законы.



Есть в интеллигентской среде сторонники и такой точки зрения: лучше хороший капитализм, чем дурной бардак.



Ой, ли? Может быть, оно и так, но только для вас ли, товарищи интеллигенты?



Не забывайте, что у системы, вырастающей на развалинах нашей бардачной экономики, будет одна главная задача: заставить работать вас, дорогие наши интеллигенты. А для этого она вышвырнет две трети интеллигентов с насиженных местечек, отдаст их зарплату оставшимся, но заставит их работать под угрозой так же оказаться на улице.



Вы-то лично надеетесь попасть в ту самую, нужную хозяевам треть. Вы надеетесь в ней удержаться. Надейтесь, надейтесь. Только кто-то должен попасть и в выбрасываемые две трети. Тут, конечно, не по теории вероятностей надо считать, но все же...



Вы вообще не желаете верить в это предсказание?



Не желаете - не надо. Просто запомните. Потом пригодится.



Мое дело - предупредить. А там, может, сами задумаетесь, сами поймете что к чему. Может быть вспомните, что голова дана не только для того, чтобы шляпу носить.



Не желаете? Ну, как хотите.



7. Лицо под маской.



Это уже для тех, кто все-таки желает разобраться, кто чувствует, что бардак не вечен.



Неужели же вот так, высунет голову капитализм, поднимется во весь рост и скажет: я тут надо всем хозяин? Да мы этого не допустим!



Ну, не высунет, не вылезет, не станет он вас дразнить. Он и имя себе подберет поблагозвучней: сверхразвитой бардак что ли. Или очередной этап создания материально-технической базы супер-экстра-модерного бардака.



Не надо ему собственного имени, он и псевдонимом обойдется. А надо ему всего две вещи:



максимальное расширение экономических прав директоров предприятий и законодательная охрана права директора на сохранение своего директорского поста.



Больше ему, капитализму, ничегошеньки не надо. Все остальное он из этого построит.



Производство он, конечно, поднимет. Потому что от выпуска продукции будет зависеть денежный фонд директора и присваиваемая им прибавочная стоимость.



Интеллигенцию он, конечно, работать заставит. Потому что никакому директору (сиречь капиталисту) не нужна сторублевая ничего не делающая интеллигенция - ему нужна интеллигенция, увеличивающая его прибыль, его денежный фонд. Как будет существовать избыточная, ненужная ему интеллигенция? Пусть она сама об этом думает.



Грабить он, конечно, будет и рабочих, и интеллигенцию - без этого какой же он капиталист?



И можете быть уверены, что экономическая власть достанется ему со всей полнотой. Без этого просто не выбраться из кризиса, никакие полумеры тут не помогут. Пока директор не станет хозяйчиком, хозяином, полновластным господином, он так и будет проваливать и разваливать производство, действуя исключительно в рамках существующих инструкций и указаний. Потому что он тоже человек, он тоже выбирает самый выгодный путь в сложившихся обстоятельствах.



Те, кто думает, что директора можно заставить работать иным способом, пусть задумаются над тем, а кому это нужно - заставлять? Кому это выгодно? Ведь заставлять тоже должен человек.



Те, кто сомневаются, что к этому мы идем, пусть задумаются над следующими ступенями.



Превознесение принципа материальной заинтересованности и хозрасчета.



Бригадный подряд, аккордная плата, щекинский метод, трогательная забота о личных приусадебных хозяйствах - это все еще присказка, сказка будет потом. Почему вполне капитализированный бригадный подряд , столь эффективный в единичных случаях, не дает результата в масштабах всей страны? Да потому, что для этого результата он нуждается в таком же капитализированном распределении мощностей, материалов и фронта работ. Сказано-то только "А", а напрашивается и "Б".



Но "Б" произноситься все громче и громче.



Статьи 57 и 58 нашей новой конституции гарантируют судебную защиту - в том числе от действий государственных и общественных организаций. Ну почему бы директорам не воспользоваться этой защитой? И вот уже "Литературная газета" вовлекает самые ответственные органы в дискуссию: как защитить одних начальников от посягательств других, вышестоящих. И уже зреет соответствующий закон.



Но директора от министра этот закон защитит, а начальника цеха от директора - нет. Потому что директор расправится с любым своим подчиненным экономически, не давая ни малейшего повода к судебному разбирательству. Сильным этот закон делает того, у кого в руках деньги.



"Постановлением предоставлено производственным объединениям (предприятиям) право выплачивать за счет экономии по фонду заработной платы, полученной против установленного норматива или планового фонда заработной платы, надбавки к тарифным ставкам и окладам рабочим и инженерно-техническим работникам. При ухудшении показателей работы указанные надбавки отменяются", - это уже из газетного изложения постановления "Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работ" (июль 1979 г.).



А вот после принятия закона о Государственном арбитраже Главный арбитр Е. Анисимов сообщает в интервью ("Социалистическая индустрия" от 6.12.79), что теперь арбитраж "вправе ставить вопрос об отмене тех актов органов управления, которые нарушают права и закон предприятия". Права предприятий - это видимость, речь-то идет о праве директоров никому не подчиняться, о той базе, с которой они смогут по суду (смотри статьи Конституции) защищать свое право на занятие директорского кресла, оберегать свои директорские (очень даже капиталистические) честь и достоинство.



А как же Главному арбитру не говорить об этом, если сам Л. И. Брежнев на ноябрьском (1979 г.) Пленуме сказал то же самое? "Важно, чтобы вышестоящие органы не ущемляли права, которыми наделены предприятия, объединения, трудовые коллективы".



Вот так, с такими лозунгами направляемся мы в наше завтра.



Вот так под прикрытием "развитого" бардака зреет новый порядок. Кроха за крохой, крупица за крупицей укладывается в правовую основу новой буржуазии.



Придет время, кризис окончательно покажет несостоятельность многих надежд, постановлений, указаний и деклараций, развеет их как отмершие листья и окажется, что на этих крупицах уже прочно стоит нечто, для нас довольно-таки неожиданное.



Развитой бардак - это маска. А под маской есть и лицо.



8. Той интеллигенции, которая понимает.



"Этому курсу альтернативы нет..." - это было произнесено на том же ноябрьском Пленуме. И это правильно в том смысле, что из кризиса все равно придется выкарабкиваться.



Все, что происходит, все, что намечается, выводит нас на этот путь. Но такой ли уж он единственный?



Для глубокочтимых патриархов бардака - да. Потому что та сила, на которую они опираются - это те же директора. И несет их эта сила неуклонно и неумолимо - барахтаться можно, противиться нельзя.



Но не из одних директоров человечество состоит. Есть и другая сила - пролетариат.



Сейчас она слабее. Потому что плохо организована, совсем не организована. Не организована потому, что у нее украли ее организации, обманом превратили их в манипуляторы "хозяев жизни".



Но это - не навечно.



Кризис будит сознание. Он заставляет рабочих непосредственно ощутить единство собственных интересов. Нехватка, сопровождающая кризис, толкает их к сплоченным действиям.



Пролетариат мобилизуется, но ему нужно оружие - таким оружием может быть только марксистское мировоззрение, материалистический анализ реальности, четкое определение целей и направления борьбы. И в этом ему нужна помощь интеллигенции - той интеллигенции, которая еще не утратила способность видеть мир по-марксистски.



Той интеллигенции, которая понимает, что не общенародный бардак, а только диктатура пролетариата обеспечивает бескризисное движение общества к будущему. Потому что пролетариат - единственный класс, который действительно заинтересован в развитии народного хозяйства, который не может удовлетворить свои потребности за счет других, так как грабить ему некого, который ни при каких условиях не может потребить более того, что он сам создает, чем и отличается от всех других классов.



Той интеллигенции, которая понимает, что в свое время под прикрытием громких фраз и торжественных заверений власть у пролетариата была отнята, украдена, взята обманом.



Промышленный крах неизбежен, непредотвратим. У производительности труда есть непреложное свойство: ее падение порождает только дальнейшее падение. Чем меньше объем производства, тем меньше отчисления на восстановление и развитие технической базы - чем меньше эти отчисления, тем меньше объем производства будет завтра. Из этого круга не вырваться.



Вот этого не желает видеть интеллигенция, уповая на всесилие бардака. Да, бардак может творить чудеса. Он может сделать из слона муху, а из топора - пшик. Но обратное ему недоступно, тут он ограничен. Сделать из пшика топор ему не удастся. А спасти его может только такое чудо.



Интеллигенция не желает видеть кризиса, но кризис не желает с этим считаться. Он бьет интеллигенцию непрерывной инфляцией, превращающей в песок ее зарплату, бьет нехваткой товаров, бьет бесправием, унижает попрошайничеством перед сильными мира сего и подталкиванием к мелкому махинаторству и просто воровству.



Интеллигенция защищается, защищается по-своему. Даже чувствуя, как кризис подминает ее своей грубой подошвой, интеллигенция защищается тем, что не желает делать из этого выводы. Ну что ж, бардак вас спаси!



Даже та часть интеллигенции, которая решается на некоторые выводы, не идет дальше очень узких пределов. Да, все катиться в тартарары, но хорошо бы попасть к такому начальнику, который каждый месяц платит премию в два оклада! Да, бардак способен на такое колдовское деяние, но ведь не просто так, а за определенные услуги. Чем там Фауст расплачивался за премиальную молодость?



Те немногие интеллигенты, которые доходят до понимания ситуации, как правило, на этом и останавливаются. Мудро взирают они на происходящее, все они понимают и даже предвидят и предсказывают. Но и эти не желают искать выхода из кризиса, искать решений. Они предпочитают плыть по течению, вместе со всеми, барахтаясь в омутах, подобно остальным, но все же и злорадствуя при этом.



И ни те, ни другие, ни третьи не желают и пальцем шевельнуть для того, чтобы что-то изменилось. С какой стати я? - думает каждый.



Пролетариату нужна помощь той интеллигенции, которая понимает, что Октябрьской революцией пролетариат доказал, что не только способен взять власть, но может собрать силы и для того, чтобы вернуть ее.



Той интеллигенции, которая думает чем помочь пролетариату, которая готова ему служить, которая пойдет вместе с пролетариатом в революционном сражении и будет вместе с ним вновь отстаивать пролетарское социалистическое общество.



Но это уже другая интеллигенция, совсем не та, которая ничего не желает знать.